Островский выводит в хронике «Тушино» семью московского дворянина Дементия Редрикова. Мы встречаем Редриковых в «постоялой избе на владимирской дороге» и узнаём, что отец везёт сыновей на службу к царю Василию Ивановичу:
Теперь царю народ служилый нужен.
Ну, сам я стар и в битвах изувечен,
Не в силах стал; так детки подросли —
Пора служить…
Но судьбы сыновей неожиданно расходятся…
И тут, наверное, нужно сделать отступление. 24 января 1895 года в московском Большом театре была поставлена опера П.И.Бларамберга «Тушинцы», созданная по пьесе Островского. Она выдержала 14 представлений, ставилась и в других театрах, но ныне прочно забыта (насколько заслуженно – не мне судить, ибо не слышала ни одной ноты из неё).
Так вот мне представляется, что фабула пьесы представляет собой идеальный сюжет для оперы – трагическая любовь на фоне исторических событий, вражда братьев (партии их, естественно, поручены извечным оперным антагонистам – тенору и баритону), гибель героев в огне… Может быть, у кого-то из композиторов ещё «дойдут руки» до этого сюжета. А вот для подлинной исторической драмы, даже трагедии, хроника Островского, как мне кажется, всё же не дотягивает.
Вернёмся к пьесе. Отец характеризует своих детей:
Один-то весь в меня:
И драться зол, и ростом, и дородством,
Как вылитый. Себя не пожалеет,
Да и другим не спустит; с ним столкнёшься,
Так ты его уж лучше обходи.
Я смолоду такой же был разбойник;
В меня дался. Другого-то и рано б,
Он матушкин сынок, за печкой вырос,
На калачах да сырниках вскормлён;
Да кстати уж везти обоих вместе.
Однако, как нетрудно догадаться, именно «матушкин сынок» окажется настоящим героем. Царь отправляет его «с грамотой» к ростовскому воеводе Сеитову, «да кстати уж свезёт от патриарха он грамоту к ростовскому владыке» - и Николай Редриков попадает в руки тушинцев, однако молодой человек, сумевший отдать грамоты «старухам богомолкам, зачуявши погоню», не страшась пыток, ничего не рассказывает тушинцам: «Пытайте, коль хотите, невинного. Теперь я в вашей воле… За правду мне не страшно и умереть».
И у тушинцев он столкнётся с собственным братом. Максим Редриков, заявлявший отцу: «Я не баба, не маленький робёнок; я не стану сносить обид ни от кого на свете», - обиженный тем же самым Сеитовым, легко подаётся на уговоры тушинцев, обещающих:
А если ты давнишнюю обиду,
Хоть за десять годов, желаешь вспомнить
И выместить, — охотники сберутся,
Товарищи, и вольною толпою
Пойдут с тобой обидчика искать
На дне морском, лишь покажи дорогу.
Он проходит своеобразное «крещение» ковшом вина («Ну, пей, да только весь смотри! О здравье Царя Димитрия всея Руссии») и слышит:
Верой
И правдой служи царю и нам,
Товарищам! Отца и мать покинуть
И всю родню забыть, а доведётся,
Губить и их, как недругов царёвых,
Клянись!
И он клянётся! А ведь совсем недавно говорил отцу:
Ни равному не дам себя обидеть,
Ни старшему, хоть он боярин будь,
На нож пойду за честь свою и вашу,
Уж разве сил не хватит.
Брата, хотя и покуражился над ним, он всё же «не устерёг» - помог бежать. А вот его размышления, почему согласен идти походом на Троице-Сергиеву лавру, очень интересны:
А что ж нейти?..
…Уж заодно мне Богу отвечать.
Коль в Тушино пошёл, так, значит, Бога
Не побоюсь.
И ещё – о службе самозванцу:
Служа ему, мы грабить
И разорять в Московском государстве
Все города у Шуйского должны.
А Сергиев, иной ли город грабить,
Уж всё одно.
И даже сам Лжедмитрий не выдерживает:
Гоните вон его!
Повесить бы его вернее было
И Господу угодней! Вот разбойник!
Прощание братьев ещё в Москве, перед тем как разойдутся их дороги, завершится молитвой Николая:
О Господи! за брата
Молю тебя! Наставь его на разум!
От гибели, от дьявольского кова
Освободи заблудшую овцу!
А если он злодейства не покинет,
То не введи меня во искушенье,
Ты разведи нас в разные концы
И встретиться не дай на ратном поле!
Не была молитва услышана, и встреча состоялась…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь